Письма 1808 год

Ко времени своей женитьбы, 22 января 1808 года, Федору Федоровичу исполнилось тридцать два года, он родился и вырос в Петербурге, в семье генерал-майора Федора Григорьевича Ралль, выходца из Германии. Воспитанник 2-го кадетского корпуса, он уже двадцать лет в русской военной службе, из них — восемнадцать в офицерских чинах, с того момента, как четырнадцатилетним юношей отличился в войне со шведами при Фридрихсгаме, он полковник, командир 1-й Московской резервной артиллерийской бригады.

Однако, его трудно назвать завидным женихом для московских великосветских невест, поскольку из материальных благ владеет лишь шпагой, живет на жалование и не умеет или не желает обзаводиться «нужными» связями.

Но он белокур, голубоглаз, не глуп и добряк, да еще геройски вел себя при Аустерлице. Где и как Федор Федорович впервые встретил и очаровал свою будущую жену можно только догадываться. И хотя для него это была очень выгодная партия, женился не по расчету, а полюбив искренне, и во всю жизнь так мало тратил лично на себя, что заставлял жену негодовать на его деликатность и скромность.

Мария Дмитриевна Римская-Корсакова принадлежала к старинному русскому, московскому дворянству, а это значит, что в противоположность мужу, располагала обширными родственными и дружескими связями, обладала неким природным правом на внимание к ней со стороны общества обеих столиц. С первых страниц находим в ее письмах упоминание о лицах известнейших фамилий, славных в истории России древностью рода и деяниями предков или личными заслугами, таких, как: Голицины, Лопухины, Гагарины, Нарышкины,
Воронцовы, Волконские, Грузинские, Архаровы и многие другие, перечисление которых могло бы занять целую главу. Однако, письма совсем не уделяют внимания свету.

Муж ,а потом и дети составили весь смысл ее существования. Возможная причина тому раннее сиротство. Матери своей Мария Дмитриевна лишилась в младенчестве, отца – в отрочестве или юности. Родным для нее и ее брата Николая с раннего детства стал дом их дяди по отцу, Александра Яковлевича Р.-Корсакова. Марья Дмитриевна всего лишь на год старше Варвары Александровны, первого ребенка “Папеньки” Александра Яковлевича и “Маменьки” Марии Ивановны. Ей было хорошо в их доме, она была ласкаема и любима обоими своими воспитателями наравне с их собственными детьми, и сама горячо привязалась, особенно к “Маменьке”. Но не было истинного согласия между названными ее родителями, которые то мирились, то ссорились и, в конце концов, разъехались. Марья Дмитриевна болезненно переживала их разлад, терзалась, и тем сильнее хотела иметь собственную прочную семью. Однако свершилось это довольно поздно. Ее двоюродная сестра и подруга Варенька Корсакова успела выйти замуж за Александра Ржевского и овдоветь, младшая ее сестра Софья стала женой московского полицмейстера Волкова, а Мария Дмитриевна только на двадцать шестом году жизни пошла под венец.

Дом М.И. Римской-Корсаковой. Больше известен как дом Фамусова. http://toptigki.livejournal.com/22134.html
Дом М.И. Римской-Корсаковой. Больше известен как дом Фамусова.
http://toptigki.livejournal.com/22134.html

Письма ничего не говорят об этом событии. Жизнь семейства Ралль открывается нам фрагментарно. Мария Дмитриевна берется за перо в моменты разлуки, и, к сожалению, не сохранились ответные письма Федора Федоровича, которые существенно могли прояснить картину. Однако, дополняя “письма” другими источниками ,мы можем довольно точно реконструировать ход событий и обстоятельства жизни наших героев.

Вместе с письмами, полученными от жены, Федор Федорович заботливо сохранял письмо ее брата Никалая Дмитриевича Римского-Корсакова, в котором тот дал свое согласие на их брак.

Оно по праву открывает том “писем”.


№1 [1] (1808)

Милостивый Государь и любимый брат

Федор Федорович.

Не удивляйтесь, что уже вас сим именем называю видев из писем сестры моей сколь вы ей понравились, спешу совершить ее благополучие коего она требует. — Отпуски совсем почти невозможны и я лишаюсь удовольствия лично наслаждаться взаимным вашим счастьем, однакож приложу все свои старания, чтобы отпроситься и может быть оные не будут тщетны. Полагаясь на все то, что ближние мне писали, смело вручаю вам соделать благополучие любимой сестры моей. Она столь достойна быть счастлива и я уверен, что с вами будет. Ожидая с нетерпением той счастливой минуты, которая нас соединит, прибуду навсегда,

Ваш искренний и любящий Брат

Н. Римский Корсаков.


В метрических книгах Спасской, Преображения господня церкви за 1808 год записано:

января 22 в Спасских казенных казармах женился по имянному Его Императорского Величества позволению Московской Резервной Артиллерийской Бригады полковник Федор Федорович Ралль лютеранского вероисповедания первым браком понял за себя покойного отставного полковника Дмитрия Яковлевича Римского- Корсакова дочь девицу Марию Дмитриевну.

О коих надлежащий обыск с поручительством чинен был….

(ЦГИА г. Москва) Выписка сделана Редмоной Георгиевной Жуйковой.

Теперь для пояснения обстоятельств «писем» уместна краткая справка из истории русской артиллерии.

М. Преснухин,  Заметки по поводу Паввловской и Аракчеевской «реформ» артиллерии:

«Артиллерийские полки и батальоны были уничтожены; роты остались 12 орудийного состава и делились на 2 полуроты, на 3 дивизиона или отделения и на 6 взводов. Войска были разделены на дивизии, к которым придавалось по одной артиллерийской бригаде, составленной первоначально из 1 конной роты, 2 пеших батарейных и 2–3 легких рот, в том числе могли быть и понтонные роты, смотря по числу пехотных полков в дивизии, так чтобы на батальон пехоты приходилось по 2 орудия. Вместе с действующими бригадами были учреждены и  резервные. После введения артиллерийских бригад полковая артиллерия была окончательно уничтожена в 1807 г. Впоследствии состав артиллерийских батарей несколько изменился, к 1812 году в полевых бригадах было: по 2 лёгких роты и 1 батарейная; в резервных – по несколько конных рот, батарейных и понтонных. Сформированы были и запасные бригады, состоявшие большей частью из понтонных рот и одной батарейной и конной. В организационном отношении при Аракчееве окончательно закрепился порядок, при котором артиллерийская рота составляла отдельную самостоятельную единицу боевую и хозяйственную. »

 

У Потоцкого П.П. в «История гвардейской артиллерии» СПб, 1896 г. РГВИА.

«4 марта 1807 г. полковник Ралль был назначен командиром Московской резервной артиллерийской бригады.»

Командир артиллерийской бригады одновременно был командиром одной из составляющих ее рот. Чаще всего он командовал батарейной ротой, но бывало и по другому. А. П. Ермолов, назначенный в 1806 году командиром артиллерийской бригады, принял в команду конную роту.
Нельзя так же забывать, что все эти карьерные перемещения Федора Федоровича и его частная жизнь происходят на фоне грандиозных исторических событий эпохи «наполеоновских воин».

Тильзитский мир был заключен Наполеоном и Александром I

8 июля 1807 г.; Россия обязывалась присоединиться к континентальной блокаде и быть посредником в заключении мира между Францией и Австрией, а если последняя не примет предложенных ей условий – порвать с ней дипломатические отношения; признать все изменения, которые в будущем произведет Наполеон в Западной Европе.
Присоединение к континентальной блокаде больно отразилось на экономике страны.

Ф.Ф. Вигель в своих «Записках» пишет:

«В это время упадок государственного кредита производил черезвычайное уныние и как будто оправдывал жалобы людей, более других вопиявших против союза с Наполеоном. Не знаю, правда ли, что разрыв с Англией и остановка морской торговли были тому причиной. Я могу только судить об действиях и об них только могу здесь упомянуть. Ассигнационный рубль, который в сентябре еще стоил 90 копеек серебром, к 1января 1808 упал на семьдесят пять, а весною давали за него только 50 копеек серебром; далее и более, через три года серебряный рубль ходил в четыре рубля ассигнациями».

Он же вспоминает о начале русско-шведской войны:

«Неожиданная весть разнеслась в феврале месяце: новая война разгорелась почти у ворот столицы; русские войска вступили в Финляндию. Зачем или за что? Упрямый король Густав IV…

<…>. Россия должна была приневолить его к вступлению в общий союз против острова (Англии), враждебного всей твердой земле. В первый раз еще, может быть, с тех пор как Россия существует, наступательная война против старинных ее врагов была всеми русскими громко осуждаема, <…>.».

К моменту начала переписки супругов Ралль война со Швецией уже в разгаре.

Мария Дмитриевна беременна первенцем, а Федор Федорович командирован в Архангельск для приема, прибывших морем, артиллерийских орудий.


 

№ 2 [4] (29 сентября 1808)

В одиннадцать часов
Друк мой Сердечный, куда как грустно, скучно, мочи нет без тебя, вот уж половина дня прошла, а еще остается пять в двое длиннее. Христа ради, скорей старайся окончить, приезжай к своей Машке, дружочек мой. До сей поры еще лошади, что тебя возили не приезжали. От чего так долго, кажетца только 17 верст, не так далеко, принуждена до завтрева ждать.-

Тот час после, как я тебя потеряла из глаз, села писать к тетеньке, к Пашечке, и к брату, тут принесли ванную, я велела благодарить, и просить хозяйку к себе. Она и явилась, пила со мной чай и после пошли вместе гулять, на твою дорогу. Дождик маленькой пошел, она меня позвала к себе. Я у ней до самого вечера просидела, тут Часной Пристав, который мне сказал,что завтра поутру в Обоянь почта, я тот час домой пришла, поужинала и к тебе принялась строчить.

Прощай дружочек, душа моя, целую тебя сто раз, Христос с тобою, я чай тебя растрясло. Что ноги, очень ли пухнут. — Прощай, пиши и приезжай скорей.


 

№ 3 [5] (№1) Суббота 3 Октября 1808 году

Одно утешение осталось, дружочек, к тебе писать. Грустна, очень грустна, признаюсь, что всю твердость мне нужно было с тобой расстаться. Взошла я наверх, в ту комнату, где более тебя нету, бросилась на диван и заревела. Только успокойся дружочек, я право не дурачилась и все терзалась, я крепилась сколько могла, ни истерики, ни спазмов не было, только горько плакала. Все ко мне пришли, но в ту минуту, признаюсь, желалось остаться одна сама с собой, чтоб явственнее себе вообразить последние минуты нашей разлуки, и чтоб в них хотя найти малейшею отраду своей горести. Я вообразила себе, что тебе также тяжело как и мне, и поверишь ли что это мне было в утешение, и доказательство твоей привязанности.

Да мой друк, мы счастливы своей любовью, и ето большое благополучие в супружестве. Тут я уснула несколько, проснулась — Волков приехал, начал бранить по обыкновению, как будто возможно заставить молчать свои чувства. Знаешь, обыкновенные слова, которые говорят в утешение, да вить он не на долго уехал, вот он приедет скоро, столь не чувствительные только могут сказать, а для сердца расстаться с милым и час то кажется за целый век. Тут мой друк, я пошла к тетеньке, но боль ужасная в голове и в брюхе меня заставила лечь в постелю. Иван Андреевич по обыкновению играл со всеми барышнями в банк и с Наташей, которая ко мне же приехала.

Ночь я провела мерзкую, положа с собой нарочно Дуняшку, чтоб не быть одной. И почти всю ночь мы проговорили про тебя, и считали, где ты тогда мог быть. По утру среду, то есть на другой день, я проснулась рано, вся с болью в голове и с жестокой грустью. Куда не повернусь, все тебя нету, я от горя заплакала, но превозмоглась. Хотела себя рассеять, пошла писать в Шацк к Сабуровой старухе и послала ей рецепт Рейманов, тут пришел ко мне Шнейдер, Хомяков, а проводя тебя в первый день, Кремер и Шишкин, сказать, что ты здоров и доехал до заставы. Не поверишь, мой друк, как Петрушка меня одолжил сказал, что тебя провожал за восемь верст. Мне в ту минуту он мил показался. Тут отправя письмо, я поехала прогуляться до Маменьки, которая меня удивительно ласково приняла. Я нашла у ней Алсуфьеву, и мне тяжело было долго сидеть, уехала домой. Нашла дома Пустобоярова. Тетенька, ей богу, совершенная мне мать, как ей ни тяжело самой, а она себя для меня по забывает. Я после обеда спала, с Лизанькой в пикет играла и до вечера просидела. Хомяков мне сказывал, что пришло повеление, чтоб тебе выдать назад жалование ,которое у тебя вычли за болезть петербуржскую, Я сему очень обрадовалась ,стало, мой милой друк, то ты можешь быть покоен на мой счет, я без денег не буду, мы вот на эти деньги не считали.

— Вечером приехала Софья и мы играли в банк. Я ванную взяла и легла покойнее, и немного получше спала. В четверк ,то есть первого октября, пришли ко мне Шнейдер, Хомяков, Шишкин и Квартермает(?), последний меня спрашивал, что за овес мало дают в комисии то не велю ли я ево перевести сюда. Спросила Шишкина, он мне советовал подождать продавать, что можно и дороже четырех рублей продать. То я и хочу подождать, авось дороже дадут, когда совсем останусь без денег, то тогда и продам. Поутру я пошла пешком с меншой Киреевой к графине Воронцовой, оттуда пришла так устала, что почти без гласна повалилась и заснула. Наташа, Маминька и графиня Воронцова приехали обедать, но себя так плохо чуствовала, что я из за стола тот час встала и легла было уснуть, но не могла. Проснулась, нашла с спальной Щербачева, который тебе велел кланетца; Шредер провел у меня целый день, а Магден ужинал и играли в банк. Я вечером себя лутче чуствовала, но как ложитца спать меня страх как рвало всей едой, тетенька и Наталья Дмитриевна обе прибежали и поздравляют меня ,что побрюхатное рвет. –

Сегодня, то есть в пятницу ,я себя поутру получше чувствовала и отправилась по родинам, а прежде того у меня Хомяков и сказал мне, что можно достать ложу в понедельник в бенефис Филисиан. Еще не знаю, решусь ли я взять, дорога 25 рублей, ежели найду креслы возле Маменьки, то выгоднее.

Я Хомяковым черезмерно довольна, все мои комиссии исполняет. Да правда сказать, всеми твоими офицерами, особенно Шнейдером, приятно видеть как ты ими любим, —

То-то как оне ушли я и поехала к Боборыкиной Марье Дмитриевне на родины, она мне безумно была рада, зашла от ней к Рябининой, которую нашла в лихорадке, от тудава к Кокошкиной, которая меня так бранит, что я без подушки в карете езжу, и хотела непременно мне велеть положить в карету, отделалась, очень хорошая женщина и ко мне привязана, от нее два шага проведала Туркистанову княжну, которая все, все оправляется; заехала к Маменьке для того, что Варенька с богомолья приехала, но никого не застала. Приезжаю домой, Вареньку и Наташу у себя нашла. Куда как Наташа мила, ты вообрази что она всякий день у меня, отобедала, уснула немного после обеда. Пашет Нарышкина прислала сказать, что приехала, мы с Варенькой и отправились к ней, нашла ее совсем здоровой, с июня месяца не было спазмов, и она очень потолстела, а Маша выросла, невестку я не видела, еще ее дома не было. Мы у ней посидели, я спешила домой, чтобы к тебе писать, но Варенька просила заехать к Волковым, которых дома не застала. Как приехала ,так засела к тебе писать мой милый друк, Ралль, дружочек, Господи, как я тебя люблю. Я готовлю ето письмо поставлю и нумер первый ,пожалуйста, и ты на свои письма не забывай номера ставить. Я надеюсь, что я завтра от тебя получу с дороги ,а ета ты будешь иметь уже на место.

— Я от братца ни чего не получила, на етой почте, вчерась к нему писала.

— Куда грустна, что к тебе только раз в неделю почта, но я буду всякий день писать, а в субботу посылать вместе с казенными пакетами, Хомяков меня уверил что вернее будут доходить.

— О сахаре не забудь ,здесь час от часу дороже становитца. — Береги себя мой милой друк, Христа ради, не сымай фуфайки фланелевой. Прощай мой дружочек, целую тебя миллион раз, мне твой портрет в большую сонсолацию. Тетенька тебе кланяетца, я думаю, что воскресение к маменьке перееду.

Прощай ,еще раз кланяйся князю, Перфильевым. Христос с тобою.


 

№ 4 [6] (№2) Москва 9 октября 1808 году

Я ждала, мой друк, от тебя письма. Сегодня суббота, но еще нет, бог знает когда получу, где то ты теперь.

В сей час приехала из театру. Милей время не могла употребить, как сесть к тебе писать. Сегодня поутру Маменька прислала мне сказать, хочу ли с ней в театр ехать, что у нее есть мне в креслы билет даром. Я к ней тот час и отправилась, обещала мне на десять спектаклев взять. От нее ехавши домой обедать, заехала к Л…вой (?), где меня приняли, а от туда княгине Голициной, где карточку отдала. Отобедавши дома со всей компанией, полежала, поехала с Маменькой в театр, и сидело нас тринадцать человек, все знакомых, вместе. Две опер прекрасных, домой с Наташей приехала ужинать, теперь иду в ванною прощай.

— Среда.

Все ети три дня не могла к тебе писать мой дружочек, а расскажу подробно что делала. Воскресенье, на другой день как к тебе писала поутру, отправилась со своими гостями визиты делать, оне сидели в карете где я выходила. Была в шести домах, у старухи графини Остерман сидела, она так ласково приняла, сожалела об тебе и просила меня, чтоб я ее не оставляла, что я ей родня; обедала тот день у Волкова и принуждена была из за стола встать. Так целый день проспала, как проснулась, то приехали из деревни Нарышкины, Пашет, и я тут их увидела. А Генриетта что она, она была у меня, но не застала. Пашет, Слава Богу, очень потолстела и совсем здорова, ето большая слава Рейману;

Тут я Вареньку и Авдотью Ивановну взяла с собою, поехала домой и мы сидели до десятого часу с ними и с тетенькой. Тут приехали из театру все наши гости (Киреевы) и отужинали. — В понедельник мне так было их жаль, что мочи нет, поутру они все отправились. Так пусто сделалось, я написала к брату письмо и поехала опять с визитами и к мадам Масет, которая у нас накануне долго сидела, сделала три визита. Тетенька покудава была у Маменьки, я за ней заехала, отобедали вчетвером, домашние одни. Я легла, очень хорошо уснула и вставши, хотя был бенефис Филискин, я осталась дома и с Иваном Андреевичем все в пикет проиграла до ужина. Во вторник поутру, то есть вчерась, я просила Хомякова, чтобы он мне вытребовал твое жалование, он мне принес 200 рублей, а остальные после. Я так много обязана ему, право без него бы я пропала. Тут Шнейдер пришел и советовал мне продать овес, я и просила Шишкина, но очень мало дают, только по 3 рубля с полтиной. Еще дни два подожду, потом отправлюсь опять с визитами, едак лехче помаленьку скорей отделаешь.

Была у Лопухина дедушки, но по сщастью его дома не застала, а невестка прекрасная меня не изволила принять, я от них к другой тетки, так же Лопухина, помнишь что Хрущов писал, каторая деревню продает, та отменно была ласкова и я не утерпела, все что на душе было досады на ее невестку, которая помнишь не поехала ко мне на свадьбу, я ей и рассказала. Так как ее здесь не было она ничего не знала, ето очень добрая женщина, сожалела очень, что она с тобой совсем еще не знакома, тут я доделала свои визиты. Приехала домой и целый день была. Волков поутру был и звал меня обедать, у него были гости, но я не поехала. У нас Шнейдер обедал, а вечером я съездила к Волкову, там видела Озерова, Грессера, которому очень пеняла, что до сей поры обо мне не вспомнил. Он думал, что я у Маменьки, а я уже право не знаю, перейду ли я к ней, так дома люблю. Только грустна жестоко, что не имею с дороги от тебя писем, сего дня, то есть в среду, я целый день дома. Волков поутру пропасть новостей рассказывал политичных; вот оне: первое, ето перемирие на три месяца с шведами, их в пух и прах Багратион разбил, и чуть короля не взяли в плен, после чего и заключили перемирие, в Испании удивительные дела делают, все войска их не иное что как бабы, да монахи, и все ими предводительствует архиерей, вот что может закон. Говорят еще 60 тысяч французов перерезали, взяли в плен пропасть генералов и с лишком полтораста офицеров, и делают беспрерывные набеги на южные провинции Франции, и жгут деревни, в Италии говорят начинается также мятеж; а нашего Государя ждут 10 числа сего месяца, он имел свиданья с Бонапартом и говорят перемирил его с австрийцами, говорят что тот ему страшные делал подлости и встречал за несколько миль до назначенного места, вот мой друк, все рассказала. Целый божий день просидела дома и Шнейдер так же у нас, вечером Варенька, Софья и Волков сидели. Прощай, устала писать.

Сегодня ,мой друк милой, пятница, седьмой час вечера, я все ждала письма, но нету и почта даже не пришла. Признаюсь, больно грустна, что другая неделя от тебя не одного словечка не имею. Как ето быть десять дней совсем в неведении, так мне сегодня что та тяжело изо всех ден, умираю, боюсь, что почта мне нечего не привезет. Коли бы я себя всячески не переламывала ,то бы ревела целой день, но берегусь для тебя мой милой друк, для твоего ребенка. Мне кажется что эти дни у меня брюхо очень прибавилось, только мои боли все одинаковы. Рейман у меня без тебя был, все велит терпеть, дожидаться как пошевелиться. Вчерась я поутру все толковала об хозяйстве, посылала Касперскому напомнить, что он обещался овес продать по четыре рубля. Он тот час явился и говорит, что по три рубля по восьми гривен дают, я его просила чтобы он по етой цене отдал, он и взялся ,однако сегодня ни слуху ни духу. Думаю Севастьян ничего не сделает, а мне нужно теперь, людей надо одеть да и жалованья дать, оне все ко мне приступают, уже не до долгов платить мой друк, как бы дом снабдить без нужды. Нынче заказала пол пива, на этих днях поспеет. Дожидаюсь с нетерпением нашего Семёна, он мне после тебя пишет, что он отправляется из Костромы в деревню, чтобы только отказ объявить за меня, а потом сюда приедет, я его всякий день жду. Надо и Соломону волить, а ты мне не оставил записку, переведи и пришли мне ее. А сахар здесь убавился цены восемь рублей с пуда, тот час как услышали купцы что шведами перемирие, однако все еще по 62 рубля пуд. Ты верна в Архангельске ето уже знаешь, может и у вас дешевле станет; Маменька и Варенька пропозируют мне человека-официанта взять к себе, я его очень знаю, он очень хорош. Между тем вот у нас совсем почти людей нету, то как ты думаешь мой друк, за 260 возьму, и буду тоже ему давать, как своим. Только вот беда, он женат; как ты велишь дружочек мой, ежели я увижу что можно: то тогда возьму.

Вчерась я обедала у Нарышкиных, у Пашет, и лежала после обеда. У них мне очень приятно. Ах, забыла сказать, что Машка отправила к Аделунгу письмо и твое, да вообрази какая беда, совсем забыла важного самого подписать ее имя, вспомнила сегодня, тот час написала еще раз вдогонку, и прошу его, бога ради, чтоб он подписал. Послала к нему для справки ее имя, мой милый благодетель Хомяков умел и тут мне услужить, нашел средства мне оное письмо отправить по тяжелой почте.

— Я сегодня поутру ходила пешком до Маменьки, там она мне сказала, что корову мне купила, очень изрядную, русскую, за 45 рублей и с тельную, скора родит, вот еще и с прибылью. И достала мне билет в креслы на два раза, а (Филис)ова на той неделе отправляется в Петербург, за ними прислали, объяви ета несчастье Князю, а я так рада, потому, что все с … сума сошли. —

Баранова у меня была и Волкова теткаЮ помнишь, где мы ужинали с Николаем, все очень мною интересуются. — От Николая получила письмо, он тебе кланяется и бранит тебя, что ты к своим ничего не писал, оне по тебе все сокрушаются. Теперь Варенька здесь и Шнейдер с тетенькой сидят, я от них и ушла к тебе писать, ты представить не можешь как мне тетенька в утешение ,я думаю, что я бы без нее пропала, что за Ангел, она мне совершенная мать.

Как тебя любит, мы с ней и потолкуем про тебя и погрустим. —

Сегодня я, мой друк, послала к Лобанову в дом, проведать нет ли у него здесь какого комиссионера. Ты помнишь, вот уже месяц к нему писала, то и отыскала, может быть он имеет от него доверенность, тогда я его вспол и перепишу, а завтра Колычевой стану переписывать. До сей поры никакого слуху нет об Офросимове, хочу на етих днях к жене съездить и проведать, тетушку также. Даже боюсь, мне кажется она тебя должна была встретить, то я с нетерпением ее ожидаю. Что та твоя грудь, мой дружочек, сымал верно свою фуфайку. Прошу, ради бога, Князя, чтобы он тебе оного не позволял. Береги себя ради бога; не забудь себе купить шубу; да привези нам ШТАК ФИШУ. Прощай друк милый, цалую тебя, Христос с тобой. Господи, коли бы письма завтре были. Вот письмо от Озеровых к Перфильевым оне забыли к тебе прислать, тогда ты отдай Варваре Александровне, кланяйся ей от меня и скажи, что я ее прошу чтобы она тебя полюбила. —

(приписка другой рукой неразборчива от Натальи Яковлевны Р.-К.)

Здравствуй мой голубчик ………


 

№5 [7] (№3) Москва 17 октября 1808

Теперь четверг, 15 числа, мой милой друк, я вчерась переехала сюда к Маменьке. Так звала, я и очень не хотела, признаюсь, дома гораздо луче, да уже совестно было отказать, да и тетеньку жаль, что ей хотелось быть со всеми вместе, а особливо с Варенькой. —

У меня так палец болит, что я все пережидала, авось либо перестанет болеть. Боюсь, что ты еще более руку мою не прочтешь, так досадно, что не могу по своему обыкновению много писать, однако попробую.- Скажу тебе, что я наши серебренные чаши продала за 39 рублей фунт, в них весу было 12 фунтов и не помню сколько золотников, всех денег взяла 449 рублей. Туже минуту поехала и заплатила долгу 302 рубля, помнишь тот, что я должна была французу. Не поверишь, друк милой, как у меня душа покойнее стала, что долг долой. — Насилу-то дружочек я от тебя хоть словечко получила из Вологды, спасибо мой милой, мне ТАК, ТАК тяжело было, что две недели не имела ни слова. Посылаю в субботу на почту, приносят от князя ящик Хомякову, а мне от тебя нет. Я опять на почту — говорят нету, но однако Волкова увидала у Маменьки, прошу ево, Бога ради, съездить самому. Он у Ключерева, слава богу, отрыл и привозит, я ево расцеловала сильно. Мой друк, только отчего ты мне ничего не пишешь, неужели ты только один раз с дороги писал, я не верю. Боюсь, верно твое письмо еще у меня пропадает, жду с нетерпением субботы, надеюсь, что тогда уже из Архангельска получу. Вот уже три недели скора что ты поехал. Когда возворотишся, милой, бесценной друк. Мне очень грустно, хотя ты меня в театре веселиться посылаешь, но что та на ум нейдет. Еще один раз была да грустно без тебя.-

Была у тетушки, которая возвратилась. Не знаю от чего я положила себе в голову, что ты должен был ее встретить, бог знает, как я ее дожидалась, да нет она тебя не видела, говорит, что ей попались двое в фуражках, я думаю что ето вы.- Приехал от братца Григорий и говорил что, ево дела, слава богу, уладились, по крайней мере, часть земли велели ему отдать. В то время как я с ним толкую, говорят, что приехал комиссионер от Лобанова и привез от него к тебе письмо, которое я к тебе посылаю. Он просит, чтоб переписать вексель и заплатил мне 700 рублей процентов, а вексель записку на мое имя послал к князю. Он через две недели пришлет вексель по всей форме, видишь как все хорошо идет. Тот час я долгу Василью Андреевичу заплатила за дрожки, что я ему была должна, да еще сто рублей купцу, жалованья всем людям раздала. Теперь за овес только по 3 рубли и по 35 копеек дают, я велела отдать, да на ети деньги всех их хочу без тебя одеть, чтоб ты нашел все в порядке. Не могу больше писать, рука болит, до завтрева, прощай мой друк. —

Пятница утро. Сегодня поутру походила на бульваре и отдохнула немного у графини Строгановой, которая мне страсть как была рада, предобрая старуха, расспрашивала у меня очень про тебя, и мы целый час все говорили. Ты знаешь, как мне приятно про своего дружка милово говорить. Ну она тебя по мне уже говорит страх как любит и велела тебе кланяться, и Рейман так же, который мне надоел, все посылает меня ходить. Я оное и исполняю, завтре еду домой брать ванную. Когда ты уже приедешь, куда как мне без тебя грустна. Нам, мой милой друк, больно тяжело расставатьца, я бы желала ,чтоб ето было в последний раз во всю нашу жизнь. Не правда ли, что впредь ты меня станешь с собою брать.-

Сахар всякий день больше надбавляется, теперь уже восемьдесят рублей пуд, а будет сто, то непременно мой друк купи бочку, да и другую сторгуй. Меня много людей просит, ежели они решатся, то мы тебе на будущей почте и деньги на другую та пришлем, право здесь никак невозможно, все так дорого. Там в Архангельске живет Евреинов, брат старику Ивану Андреевичу, то ты с ним познакомься, он тебе во всем поможет. Да пуще всего, когда же ты возвратишься, здесь пропасть для тебя новостей. Первое, что твои две роты, которые были в Кронштадте, идут сюда и в половине ноября они здесь будут, им уже и казармы очищают; выводят Грессера вон, который страх как зол, у него же людей в гвардию выбирают, что не лучших, и сюда еще идет с тремя ротами полковник Глухов; а сказано одной из твоих прикомандированных рот поход, только еще не названа которая, Шнейдер думает что ето ему и идти в Нижний Новгород. Куда как мне было приятно слушать, что все тоскуют об тебе и говорят, чтоб бог знает что дали, чтоб все ети перемены при тебе были; а бедный Кремер как жалок, вообрази что его велели назначить в Гарнизон, за то, что он не взялся строить обоз, кабы ты был, может бы ты ему мог помочь как нибудь; а что то оне не очень с Магденкой ладят, межу нами сказано, и не очень им довольны.-

Боюсь, я что ты совсем меня не разберешь, что делать, так мерзкий палец нарывает, что едва и едак с нуждой пиши.

Береги себя, мой милой друк, ради бога, не снимай фланели и теплыя одежи как назад поедешь. Да не забудь мне написать, когда выедешь, я поеду непременно к тебе на встречу. Христа ради, дружок, отпиши. Я в ети дни мало выезжала, только была с визитом у Багратиона, он добрый человек, хочет страх тебя покороче узнать, да была у Архаровых, которой мне опять повторял, что твой отец ему жизнь спас под Чесмой, сего дня кой куда поеду. Прощай, мой друк, больно писать, однако ежели что случится до завтра, то еще припишу, Христос с тобою.


№ 6 [8] (№4) 29 октября 1808

Вот уже две недели, мой друк милой, что я от тебя ни одного слова не получала, и вот она, четвертая неделя, что ты уехал, а я только с дороги из Вологды имела. Признаюсь, что жестоко грустна столько время быть в совершенном неведении о том, кто милее всего в свете.

Я в субботу обедала у Графини Авдотьи Ивановны и послала на почту, говорят нет дескать нету. Я сама после обеда поехала и сама призвала швейцара и пересмотрела сама в карте, нет, ничего нет, только из Кинешмы от Севастиановича. Я думаю, что меня верна швейцар принял за сумасшедшую, потому что я не в силах была скрыть своего отчаяния. Сегодня пятница, неужели я еще столько несчастлива, что и завтра не получу от тебя. Нет, мой друк милой, никак себе и в голову не кладу, чтоб я не получила, верна ты писал, а письму нельзя не дойти, вот уже две недели верно будет, а ты то мой милой друк верна уже от меня два, коли не три получил. Я не пропускала ни одной субботы. Сроку только тебе осталось две недели три дни, ты вить сказал, что более тебе не надо время, как шесть недель, а вот четыре почты прошло, то две только останется, приезжай дружочек в объятья к Мамашки, которая тебя с нетерпением дожидается и все часы разлуки считает. Признаюсь, для меня никогда так долго время не шло как теперь, и вот еще в чем могу признаться, что я сама не знала до какой степени я тебя люблю, я всегда тебе на твои вопросы не отвечала, как ты помнишь, а теперь, теперь разлукой узнала, как мне дорог мой милый друк, и вижу, что нам нельзя друк без друга жить. Куда мне все приятно ето тебе сказать, знаю что и ты все не менее меня ето вот чувствуешь, подлинно мы сделались как один человек. —

Я другой день как переехала домой от Маменьки.Я тебе писала, что Катенька месяц как очень кашляет, то Рейман советовал Маменьки ей переменить воздух, я ей и про позировала перевести ко мне: что и исполнила. И целое нынешнее утро хлопотала об хозяйстве, людей одеваю, чтобы ты их нашел в порядке, и об внутренностях дома, кажется обо всем обдумала и всем почти запаслась, только сахару не хочу много купить, дожидаюсь, чтобы ты прислал. Непременно пришли, здесь всякий день дороже становится, уже восемьдесят рублей пуд, предвидят, что гораздо дороже будет, и ежели возможно и кофию, хоть фунтов 10. Здесь два рубля с полтиной фунт, чаю опять пол-цибика. Так много нужного есть для дому, что все искупя все еще остается много надобнова, ламп себе купила, нет, мой друк, по нынешней дороговизне невозможно все восковые свечи жечь, страх как дороги, уже точно из економии решилась купить.

Жеребят всех твоих отправила в деревню, овес весь продала только не дорого по той цене, что прежде тебе писала, получила четыреста с чем-то рублей. Но ещо неожиданного доходу получила, ты помнишь те деньги, 300 рублей, что ты дал Ершенцевичу для казенных лошадей, представь себе друк мой, что он назад привез и лошадей славно сдал. Каков молодой человек, ета права ему честь делает, я его велела очень благодарить, звала к себе, но не могла еще дозватца. Вить он бы лехко мог сказать, что он эти деньги прокормил, вить бы никто ето не сведал, а он как честен, прекрасный поступок и хорошо его рекомендует. — Я не смею без тебя, мой друк милой, но мне Шнейдер советует купить сани прекрасные, нового фасону, краснова дерева. Удивительна по нынешнему дешевы, отдают их за двести рублей, вить ета очень не дорого, вить нам же нужно иметь сани, нельзя все в каретах ездить, и для тебя они не лишние. Я право думаю смекать, коли оне точно так хороши, как он меня уверяет, нам почти нельзя без саней обойтись, как ты меня благословляешь; право, я куплю, ты после сам не будешь сожалеть, ета же деньги вить не считанные етава офицера, то не может нам счету сделать, — Долги я, слава богу, помаленьку уплачиваю, вить уже я без тебя около тысячи заплатила, вить ета не шутка. Бог даст, дом снаряжу, то еще буду мелкопоместное уплачивать, теперь, на етих днях, получать опять твой доход, деньги и овес. Шнейдера вновь лошадей назад отдала, на место мне Шишкин прислал, которым он присылает от роты корм, то ета все выгодно. Скажу тебе, что моя корова мне дала уже телку, вот сколько выгоды; Севастиановича ожидала с часу на час, получила от него, что он еще несколько время пробудет по тамошним делам, по свидетельству особливо, оно его более останавливает. Из Шацкова от Сабурова ни слуху ни духу, и ответу на лекарств нету, я на будущей почте опять хочу написать, не знаю, что будет ответу. — Теперь опять большая компания Маменька обедала,только что уехала. Волков приехал, да и опять Киреевы из деревни, я их из деревни выписала. Знаю, как ты на добро расположен, то не советуясь уже предложила им оставить у меня меншого их сына десятилетнева, и просила Свистунова ево поместить в Кремлевскую експедицию, там им зделан род институту, где их разным наукам будут учить. Покуда его в комплект вместят, то я его оставлю у себя и заставлю писаря его учить грамоте, и первые правила арифметики, оне уже так благодарны, что я не раскаиваюсь, что я без тебя на оное решилась. —

Скажу тебе, что у нас затеялась свадьба. Шишкин женится, завтра сговор и он меня просил войти, как родной быть ему матерью, я отвечала, что я за большое удовольство оное сочту, он сожалеет, что тебя нету, но как еще надо посылать просьбу, то ты верно к свадьбе как тут. Берет очень достойную девушку, фамилия ее Костылева, 19 лет, недурна собой, имеет 25 тысяч деньгами, и приданое, но так, как она одна дочь и есть, то после отца еще дом достанется и еще некоторые имения. Он сам к тебе хотел писать, и просил меня чтобы я написала, приезжай скорей дружок на свадьбе пировать, а бедной Кремер очень жалок, ево выписали в гарнизон, коли ты можешь ему помочь, то помоги, мой милой друк. —

Опять был у меня Рейман, чай пил долго сидел. Все велит мне ходить и я оное исполняю. Моему животу кажетца полегче и поясница и брюхо прибавляются, вот уже четыре месяца, мой милый дружок, в половине ноября. А уже в конце должен непременно ребенок повернуться, куда как тогда я счастлива буду и тогда еще новыми узами нас обоих свяжет милой, бесценной мой друк. Ты вить ево отец будешь вместе, коли богу угодно, стараться об воспитании ребенка, для нас обоих дорогого. Прошу всевышнего, чтоб он имел все добрые качества отца своего, тогда он только счастлив может быть. — Доктор велел тебе очень кланяться. Я его очень люблю, он предобрый.

Я, мой друк, ужинала воскресенье у Тутолмина, он был чрезмерно ласков ,очень мило было, долго возле меня сидел, и очень тебя хвалил. Ну матушка, молодец муж, нечего сказать, и ежели ево едак посылают, то не об чем печалиться, это доказательство, что ему верят более другого; ты вот не забудь, матушка ,что он мне тебя перепоручил, то не избалуйся. —

Была еще у Волковых и у Лобковой, у графини Строгановой, ети все очень желают с тобой покороче познакомиться, а особливо последняя.- Театров более нету, Филиския вчерась отправилась, чрезмерно Москвой довольна, а к нам приедут прыгуньи.

Я была в последний раз в спектакле в ложе очень хорошо с графиней Авдотьей Ивановной, и уж она об мне так старалась и так берегла хоть бы тебе так. Тетенька, Волков, все, все наши тебе кланяются. Пожалуйста, мой друк, напиши, когда выедешь, мне очень хочется к тебе на встречу, да не забудь, Христа ради, САХАР бочку, очень нужно. — Прощай, цалую тебя сто тысяч раз, поклонись от меня Перфильевым и князю. Христос с тобою. Не забудь себе шубу купить, я боюсь что ты озябнешь, для тово, что ты забыл отсюда теплые одеяла взять. –


 

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте как обрабатываются ваши данные комментариев.